Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
пятница, 20 ноября 2015
четверг, 19 ноября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Теперь и запах улиц переменился.
Пахнет совсем по-другому – промозглой прохладой и леденистой свежестью.
Каждую ночь выпадает снег - искристая сахарная пудра - а затем истаивает, превращаясь в бурную весеннюю капель.
Небо – серый принт в тумане вечного.
Легкие кажутся забитыми копотью.
Легкие и горло.
Сумрак… скорее нежен, чем депрессии вен; солнечные лучи не умеют обнимать так, как это делают пухлые призрачные лапы.
А солнце… все более пепелит и сжигает, нежели ласкает.
Пахнет совсем по-другому – промозглой прохладой и леденистой свежестью.
Каждую ночь выпадает снег - искристая сахарная пудра - а затем истаивает, превращаясь в бурную весеннюю капель.
Небо – серый принт в тумане вечного.
Легкие кажутся забитыми копотью.
Легкие и горло.
Сумрак… скорее нежен, чем депрессии вен; солнечные лучи не умеют обнимать так, как это делают пухлые призрачные лапы.
А солнце… все более пепелит и сжигает, нежели ласкает.
среда, 18 ноября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Когда-то в детстве я повстречала волшебника - самого настоящего. На втором школьном дворе.
Он шел вдоль серой кладки забора вместе со своей супругой, а у меня как раз порвался ботинок.
Ну, как порвался – подошва отслоилась почти что начисто.
Красивый такой, лакированный ботфорт был – как сейчас помню.
Похожий на ладные башмачки мальчиков – семинаристов из ортодоксальной англиканской школы.
Снаружи черный, как плащ вампира, внутри – оранжево-красный, словно пожарная машина.
«Я починю его, - ответил он, не взирая на слабенькие протесты своей старушки, осторожно прилаживая башмачок на мою крохотную лапку, - и если ты поверишь, то он обязательно склеится».
Жаль, но веры мне в тот раз не хватило. Совсем - совсем чуть-чуть.
Потому что я поверила ему. Но, очевидно – не до конца в себя.
Он шел вдоль серой кладки забора вместе со своей супругой, а у меня как раз порвался ботинок.
Ну, как порвался – подошва отслоилась почти что начисто.
Красивый такой, лакированный ботфорт был – как сейчас помню.
Похожий на ладные башмачки мальчиков – семинаристов из ортодоксальной англиканской школы.
Снаружи черный, как плащ вампира, внутри – оранжево-красный, словно пожарная машина.
«Я починю его, - ответил он, не взирая на слабенькие протесты своей старушки, осторожно прилаживая башмачок на мою крохотную лапку, - и если ты поверишь, то он обязательно склеится».
Жаль, но веры мне в тот раз не хватило. Совсем - совсем чуть-чуть.
Потому что я поверила ему. Но, очевидно – не до конца в себя.
вторник, 17 ноября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Меж бедер – теплый медовый ликер.
На животе – отпечатанные вензеля промокшей тонкой бумаги «Изысканного Трупа».
Угловатый черный текст – теперь слегка расплывшийся и скомканный.
Все туго, все такое жадное, вибрирующее, нагретое.
Словно душистый каштановый мед.
Тягучее и плавкое, как чёрная патока.
Ну что, my darling bullet, поиграем?
Поиграем в сладчайшую агонию звуков и снов?
В тягучие антиреальности, сокрытие за черничной бездной тысячи зеркал?
Словно обколотые святые с закопченных руин Ориона…
Так мы поиграем?...
На животе – отпечатанные вензеля промокшей тонкой бумаги «Изысканного Трупа».
Угловатый черный текст – теперь слегка расплывшийся и скомканный.
Все туго, все такое жадное, вибрирующее, нагретое.
Словно душистый каштановый мед.
Тягучее и плавкое, как чёрная патока.
Ну что, my darling bullet, поиграем?
Поиграем в сладчайшую агонию звуков и снов?
В тягучие антиреальности, сокрытие за черничной бездной тысячи зеркал?
Словно обколотые святые с закопченных руин Ориона…
Так мы поиграем?...
понедельник, 16 ноября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Медитировала сегодня с камнями – кристаллом горного хрусталя и аметистовой жеодой.
А затем случайно отключилась от предметной реальности.
Нет, не дремота, не сон и не грезы. Скорее нечто астральное.
Это как видеофильм на старой крупнозернистой магнитной пленке, прокрученный в голове несколько раз – от начала и до конца. Множество наслоенных друг на друга событий, роковых откровений и прорицаний грядущего.
Единственное, что мне удалось запомнить - свое ментальное путешествие в квартиру тети Иры – лучшей подруги матери.
Второй этаж, обитая деревянными панелями кухонька, напоенная колючим солнечным светом.
Там и появился мой двойник – голографный, будто бы рубчатый.
С полупрозрачным лицом, похожим на комок искрящейся трехмерной бумаги.
И начал вещать – скрипучим, металлическим голосом, будто бы камень о сталь ударяя.
Жутковатый такой, суровый, роботообразный и очень требовательный ментор.
Он настаивал, чтобы я как можно скорее сообщила матери о том, что с ее лучшей подругой происходит что-то очень страшное. Напористый едва ли не до враждебности, он даже обещание с меня взял.
* * *
Что ж… Этим же вечером написала матери о своем видении.
Та, в свою очередь, связалась с тетей Ирой, с которой не общалась как минимум месяц.
Оказалось, что и она, и муж ее Коля – оба в больнице.
Она с простудой, а он... в общем, неоперабельный рак прямой кишки и метастазы.
Врачи прогнозируют самое длительное - месяц жизни.
Вот такой вот астрал.
А затем случайно отключилась от предметной реальности.
Нет, не дремота, не сон и не грезы. Скорее нечто астральное.
Это как видеофильм на старой крупнозернистой магнитной пленке, прокрученный в голове несколько раз – от начала и до конца. Множество наслоенных друг на друга событий, роковых откровений и прорицаний грядущего.
Единственное, что мне удалось запомнить - свое ментальное путешествие в квартиру тети Иры – лучшей подруги матери.
Второй этаж, обитая деревянными панелями кухонька, напоенная колючим солнечным светом.
Там и появился мой двойник – голографный, будто бы рубчатый.
С полупрозрачным лицом, похожим на комок искрящейся трехмерной бумаги.
И начал вещать – скрипучим, металлическим голосом, будто бы камень о сталь ударяя.
Жутковатый такой, суровый, роботообразный и очень требовательный ментор.
Он настаивал, чтобы я как можно скорее сообщила матери о том, что с ее лучшей подругой происходит что-то очень страшное. Напористый едва ли не до враждебности, он даже обещание с меня взял.
* * *
Что ж… Этим же вечером написала матери о своем видении.
Та, в свою очередь, связалась с тетей Ирой, с которой не общалась как минимум месяц.
Оказалось, что и она, и муж ее Коля – оба в больнице.
Она с простудой, а он... в общем, неоперабельный рак прямой кишки и метастазы.
Врачи прогнозируют самое длительное - месяц жизни.
Вот такой вот астрал.
воскресенье, 15 ноября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
И снова Diorama, влажный комок в глубине горла и теплое пузико Лизы.
Мир по ту сторону стекла все мрачнее, желтее и слякотнее.
Нужно будет обязательно побродить снаружи, в сырых и зябких оплетках осени.
Я очень люблю то, как пахнет этот воздух.
Влажной озоновой свежестью и сопрелыми листьями.
Развенчанными масличными семенами и промерзшей за ночь землей.
Ведь каждое слово должно быть бесценно, не так ли?
И сегодня мы прогуляемся в вешних сумерках по тонкой кромке кровосточого ножа.
Мир по ту сторону стекла все мрачнее, желтее и слякотнее.
Нужно будет обязательно побродить снаружи, в сырых и зябких оплетках осени.
Я очень люблю то, как пахнет этот воздух.
Влажной озоновой свежестью и сопрелыми листьями.
Развенчанными масличными семенами и промерзшей за ночь землей.
Ведь каждое слово должно быть бесценно, не так ли?
И сегодня мы прогуляемся в вешних сумерках по тонкой кромке кровосточого ножа.
суббота, 14 ноября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Тащу поутру Лизуна в ветклинику – пусть уж лучше там ей процедуру оформят…
Как показала пятничная практика, я колоть кошек не в состоянии.
Было бы на ее месте человечище с мощными артериями-венами – я бы точно не церемонилась.
А тут – моя пухленькая, маленькая серохвостица…
Что ж… целую запертые, железные двери с облупленной краской.
Хачи на строительных лесах наблюдают за мной, прогнув губы в широченных улыбках.
Наверное, что-то говорят мне, но я не слышу – в наушниках зверствует любимая фрик – немка Аранэа Пил.
Возвращаюсь ближе к трем часам дня – и не напрасно.
В операционной темно и зябко, а знакомая тетушка-заводчица держит на руках что-то черненькое и миниатюрное, словно мышка-полевка.
Это только что родившийся котенок, - объясняет она.
Ее Бусинка слишком рано окотилось – все малыши родились полумертвыми.
И эта кроха тоже не выживет – не смотря на все истошные попытки реанимации.
И снова мне так отчаянно хочется потопить весь видимый мир в слезах…
В слезах, которых больше нет.
Тетушка набирает в шприц новую порцию антибиотика и мастерски колет Лизу в холку.
Говорит о том, что у ее другой кошки, породистой красавицы-чемпионки спустя месяц тоже будут котята.
И я, если захочу, могу забрать одного из них – взамен мертвой Мэнсы. Благодарю в ответ.
Нет, - думаю я.
Не хочу и не могу.
Моя Мэнса, в новом воплощении, обязательно сама найдет меня.
Подойдет где-нибудь на многолюдной, карстовой улице и уткнется мохнатым лобиком в щиколотку.
Или сверкнет угольными, прищуренными очами из какой-нибудь незапаянной дырки в зарешеченном подвале…
Только так и не иначе.
* * *
В этот сумрачный вечер снова надеваю маску – блистательную и игривую, сотканную из разноцветной ретуши павлиньих перьев.
Вот и еще один именной праздник в кругу старинных, шарнирных друзей…
Как показала пятничная практика, я колоть кошек не в состоянии.
Было бы на ее месте человечище с мощными артериями-венами – я бы точно не церемонилась.
А тут – моя пухленькая, маленькая серохвостица…
Что ж… целую запертые, железные двери с облупленной краской.
Хачи на строительных лесах наблюдают за мной, прогнув губы в широченных улыбках.
Наверное, что-то говорят мне, но я не слышу – в наушниках зверствует любимая фрик – немка Аранэа Пил.
Возвращаюсь ближе к трем часам дня – и не напрасно.
В операционной темно и зябко, а знакомая тетушка-заводчица держит на руках что-то черненькое и миниатюрное, словно мышка-полевка.
Это только что родившийся котенок, - объясняет она.
Ее Бусинка слишком рано окотилось – все малыши родились полумертвыми.
И эта кроха тоже не выживет – не смотря на все истошные попытки реанимации.
И снова мне так отчаянно хочется потопить весь видимый мир в слезах…
В слезах, которых больше нет.
Тетушка набирает в шприц новую порцию антибиотика и мастерски колет Лизу в холку.
Говорит о том, что у ее другой кошки, породистой красавицы-чемпионки спустя месяц тоже будут котята.
И я, если захочу, могу забрать одного из них – взамен мертвой Мэнсы. Благодарю в ответ.
Нет, - думаю я.
Не хочу и не могу.
Моя Мэнса, в новом воплощении, обязательно сама найдет меня.
Подойдет где-нибудь на многолюдной, карстовой улице и уткнется мохнатым лобиком в щиколотку.
Или сверкнет угольными, прищуренными очами из какой-нибудь незапаянной дырки в зарешеченном подвале…
Только так и не иначе.
* * *
В этот сумрачный вечер снова надеваю маску – блистательную и игривую, сотканную из разноцветной ретуши павлиньих перьев.
Вот и еще один именной праздник в кругу старинных, шарнирных друзей…
пятница, 13 ноября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
И снова Кандалакша.
Младшая сестренка затерянного во времени и постсоветском пространстве Никеля.
Неуютная, всеми ветрами обдуваемая стоянка обшарпанных, омертвело-просечных улочек с пучками пожухлой травы на обледенело-грязной обочинке.
Арс и его команда с до смерти довольными ликами встречают нас под сенью пробитых насмерть коряжин – фонарей, едва ли не расшаркиваясь. Судя по всему, их неустанно радует сама идея помощи переутомленным москалям и их симпатичным подругам. Заводят нас вовнутрь массивного, сталинского подъезда, щедро провонявшего животными и человечьими экскрементами.
Несколько минут возятся с тяжелым ключом и потопленной в заусенчатое дерево замочной скважиной.
Квартирка – живая и полнокровная иллюстрация к хоррор-муви в стиле «Темные Воды».
Да – да, и нас и тут снова горячо приветствует «Смерть, жопа и Сатана».
В судорожном казематном освящении слабо различима скудная мебель – дряблая, совковая, аляповато-уродливая. В облупленном серванте гостиной – рядки затертых виэйчэсок-кассет. Терминатор, боевички с Лундгреном, Конан-разрушитель, Шоу Гелз, Полицейская академия. Обтрепанная открытка-поздравление с 8 марта, липкие серые комочки от тщательно содранных наклеек, полурассыпчатые фотографии-без-рамок.
На кухоньке нашелся загаженный до невозможности электрочайник и микроволновка, которая при первой же попытке подогреть леденистое молочко начала отчаянно вонять и искриться неисправной проводкой…
Однако самым забористым и приметным, безусловно, оказался потолок единственной комнаты-спаленки.
Кариозно-желтый, истресканный, с огромным вспученным зеленисто-бурым пятном по форме напоминающим флюорографический снимок щупластой осьминожьей тушки.
Словно многолетний язвенный нарост, насильственно вскрытый и изрядно подсохший.
С превеликой осторожностью сунули нос в санузел, затем – в ванную комнату.
Синхронно вздохнули – гористо-горько, но с грехом пополам таки-решили поочередно апробировать местные неудобства, какой бы удручающей не являла себя раскрывшаяся картина... Ибо недельное отсутствие теплого душа давало о себе знать.
Очередной антимуви - хоррор – это внезапное обилие зеркал на фоне прокопченных, шелушащихся стен цвета прокисших оливок.
Ну вот на хера в утлой, неотремонтированной советской ваннушке с неуклюжими рогатулинами батарей, голыми стенами без-малейшего-намека-на-плитку нужны такие зеркала?!!
Прямоугольные, длинные, обрубленные, однако же в полный рост – на стороне северной и южной, друг напротив друга. Мутные и темные, словно проколотый зрачок, образуют собой бесконечный сумеречный коридор в никуда.
Так что, находясь в ванне, ты постоянно видишь мнимую окулярную саму себя – в десятке-сотне глубинных зеркальных распечаток.
Удовольствие так себе.
читать дальше
Младшая сестренка затерянного во времени и постсоветском пространстве Никеля.
Неуютная, всеми ветрами обдуваемая стоянка обшарпанных, омертвело-просечных улочек с пучками пожухлой травы на обледенело-грязной обочинке.
Арс и его команда с до смерти довольными ликами встречают нас под сенью пробитых насмерть коряжин – фонарей, едва ли не расшаркиваясь. Судя по всему, их неустанно радует сама идея помощи переутомленным москалям и их симпатичным подругам. Заводят нас вовнутрь массивного, сталинского подъезда, щедро провонявшего животными и человечьими экскрементами.
Несколько минут возятся с тяжелым ключом и потопленной в заусенчатое дерево замочной скважиной.
Квартирка – живая и полнокровная иллюстрация к хоррор-муви в стиле «Темные Воды».
Да – да, и нас и тут снова горячо приветствует «Смерть, жопа и Сатана».
В судорожном казематном освящении слабо различима скудная мебель – дряблая, совковая, аляповато-уродливая. В облупленном серванте гостиной – рядки затертых виэйчэсок-кассет. Терминатор, боевички с Лундгреном, Конан-разрушитель, Шоу Гелз, Полицейская академия. Обтрепанная открытка-поздравление с 8 марта, липкие серые комочки от тщательно содранных наклеек, полурассыпчатые фотографии-без-рамок.
На кухоньке нашелся загаженный до невозможности электрочайник и микроволновка, которая при первой же попытке подогреть леденистое молочко начала отчаянно вонять и искриться неисправной проводкой…
Однако самым забористым и приметным, безусловно, оказался потолок единственной комнаты-спаленки.
Кариозно-желтый, истресканный, с огромным вспученным зеленисто-бурым пятном по форме напоминающим флюорографический снимок щупластой осьминожьей тушки.
Словно многолетний язвенный нарост, насильственно вскрытый и изрядно подсохший.
С превеликой осторожностью сунули нос в санузел, затем – в ванную комнату.
Синхронно вздохнули – гористо-горько, но с грехом пополам таки-решили поочередно апробировать местные неудобства, какой бы удручающей не являла себя раскрывшаяся картина... Ибо недельное отсутствие теплого душа давало о себе знать.
Очередной антимуви - хоррор – это внезапное обилие зеркал на фоне прокопченных, шелушащихся стен цвета прокисших оливок.
Ну вот на хера в утлой, неотремонтированной советской ваннушке с неуклюжими рогатулинами батарей, голыми стенами без-малейшего-намека-на-плитку нужны такие зеркала?!!
Прямоугольные, длинные, обрубленные, однако же в полный рост – на стороне северной и южной, друг напротив друга. Мутные и темные, словно проколотый зрачок, образуют собой бесконечный сумеречный коридор в никуда.
Так что, находясь в ванне, ты постоянно видишь мнимую окулярную саму себя – в десятке-сотне глубинных зеркальных распечаток.
Удовольствие так себе.
читать дальше
понедельник, 26 октября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
…
И вот уже, замыленные контуры позаброшенной Ревды аккурат на горизонте.
Скошенные столбы электропередач, облупленные червячно-бледные линейки бараков с выбитыми стеклами, проржавелые турбины - бабины неизвестно-чего и в полугармошку смятые ржд-вагончики.
Постапокалиптика детектед.
И ни одной живой души кругом.
А ведь мы, обсессиленныее, океревшие и теперь-уже-от-усталости-донельзя-наглые забрели в самую сердцевину вроде-бы-закрытого, индустриально-заводского объекта.
Никакой охраны.
Никаких стаек полуголодных, чумазых дворняжек, жмущихся отвислым, тощим пузом к обледенелой земле.
Мась щедро жмет на кнопку спуска и вылавливает в объективе особо сочные панорамки около-промышленной безысходности и жалкие реликты постсоветского эпоса.
К пропускному посту приближаемся с самых тылов, чем немало удивляем пузатого дяденьку в будке.
Здесь же вызываем такси, следующий пункт дислокации – ловоозерская стоянка, с нашим верным москальским джипиком в придачу.
Возле тачки к нам присосался очкарик.
Мелкий, бренный, от горшка два вершка.
Долго стоял и зудил взглядом нас, оголтело приходящих в себя после Сейдозерского похода.
Когда Труп случайно обратил на неандертальца свое внимание, тот внезапно вякнул:
«Ребят… заплатить надо бы… За стоянку»
Трупа, видимо, кто-то между делом растянул за язык, посему тот озвучил:
«Сколько?»
«А сколько она здесь стоит?»
«Два дня»
*мдаа, лгать и не краснеть - вот на это Трупушку все же хватает*
«Два дня... мм… ну тогда четыреста… четыреста пятьдесят рэ!»
Мась краем уха слышит беседу.
Мась после Сейда и Карнасурта.
Мася свалить может только бурый медведь, да и то бесстрашная полоумная самка, защищающая свое нарожденное потомство.
А посему беру беседку в свои умелые дамские лапки.
Морда звериная, глаза сверкают, оскал донельзя-кровожадный.
«Ты что, с глузду съехал? Какие 450 рублей?!! Мы тут с главным лесничим договорились и все ему оплатили еще на кануне, по прибытии. Вопросы, *ляя, есть??? »
Кажется, сморчок прямо на наших глазах мельчает, редеет и сминается в заскорузлый, плюгавый комочек. Кулачки, гневно упертые в боки и сама поза выглядят довольно внушительно, а мои глаза определенно умеют метать молнии, особенно если я этого захочу.
«- Ааа... простите, я здесь новенький, так что…»
«- Новенький? Ну и вали на все четыре стороны, новенький - *еровенький!. Нечего тут под ногами мешаться!!!
Нужели не видно что ли – походники страсть как устали!!!!»
«…. Извините»
Погрузившись в тачку, сваливаем непозволительно быстро.
А.Р. Молотов обещал снять нам хатку в Кандалакше.
Мягкие постели, горячая вода и прочий банальный комфорт.
читать дальше
И вот уже, замыленные контуры позаброшенной Ревды аккурат на горизонте.
Скошенные столбы электропередач, облупленные червячно-бледные линейки бараков с выбитыми стеклами, проржавелые турбины - бабины неизвестно-чего и в полугармошку смятые ржд-вагончики.
Постапокалиптика детектед.
И ни одной живой души кругом.
А ведь мы, обсессиленныее, океревшие и теперь-уже-от-усталости-донельзя-наглые забрели в самую сердцевину вроде-бы-закрытого, индустриально-заводского объекта.
Никакой охраны.
Никаких стаек полуголодных, чумазых дворняжек, жмущихся отвислым, тощим пузом к обледенелой земле.
Мась щедро жмет на кнопку спуска и вылавливает в объективе особо сочные панорамки около-промышленной безысходности и жалкие реликты постсоветского эпоса.
К пропускному посту приближаемся с самых тылов, чем немало удивляем пузатого дяденьку в будке.
Здесь же вызываем такси, следующий пункт дислокации – ловоозерская стоянка, с нашим верным москальским джипиком в придачу.
Возле тачки к нам присосался очкарик.
Мелкий, бренный, от горшка два вершка.
Долго стоял и зудил взглядом нас, оголтело приходящих в себя после Сейдозерского похода.
Когда Труп случайно обратил на неандертальца свое внимание, тот внезапно вякнул:
«Ребят… заплатить надо бы… За стоянку»
Трупа, видимо, кто-то между делом растянул за язык, посему тот озвучил:
«Сколько?»
«А сколько она здесь стоит?»
«Два дня»
*мдаа, лгать и не краснеть - вот на это Трупушку все же хватает*
«Два дня... мм… ну тогда четыреста… четыреста пятьдесят рэ!»
Мась краем уха слышит беседу.
Мась после Сейда и Карнасурта.
Мася свалить может только бурый медведь, да и то бесстрашная полоумная самка, защищающая свое нарожденное потомство.
А посему беру беседку в свои умелые дамские лапки.
Морда звериная, глаза сверкают, оскал донельзя-кровожадный.
«Ты что, с глузду съехал? Какие 450 рублей?!! Мы тут с главным лесничим договорились и все ему оплатили еще на кануне, по прибытии. Вопросы, *ляя, есть??? »
Кажется, сморчок прямо на наших глазах мельчает, редеет и сминается в заскорузлый, плюгавый комочек. Кулачки, гневно упертые в боки и сама поза выглядят довольно внушительно, а мои глаза определенно умеют метать молнии, особенно если я этого захочу.
«- Ааа... простите, я здесь новенький, так что…»
«- Новенький? Ну и вали на все четыре стороны, новенький - *еровенький!. Нечего тут под ногами мешаться!!!
Нужели не видно что ли – походники страсть как устали!!!!»
«…. Извините»
Погрузившись в тачку, сваливаем непозволительно быстро.
А.Р. Молотов обещал снять нам хатку в Кандалакше.
Мягкие постели, горячая вода и прочий банальный комфорт.
читать дальше
воскресенье, 25 октября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Душераздирающее, туманное утро.
Выстиранное, вымоченное аж до тусклого солнечного блеска.
Deadlife в черной утробе создают мне патологически прекрасное настроение.
Ушла в подполье, да. Но все никак не привыкну.
К тому, что на моем теле по ночам теперь спит одна теплая тушка, а не две.
К тому, что зовя кого-то поесть, второе имя упоминать уже не нужно.
Выкинула прочь старые лиловые плошки - раздражают они меня вплоть до зубовного скрежета.
Нынче Лизон у меня из аккуратной стеклянной мисочки кормится.
И сметанно-молочные радости мы теперь едим на пару. Разве что не из одного котелка...
Думаю, и лоток второй тоже убрать - хотя бы на время.
Пока в этом доме не появится новое лохматое чудо – бедовое и черное, как сажа.
И ванна теперь всегда чистая - оказывается, это Мэнса время от времени использовала ее как персональный, королевских размеров сортир…
А еще я гуляла сегодня - в хрупкой, предрассветной темнозори.
Проснулась около шести, кушать не хочется, а магазины едва ли работают в такую рань.
Наткнулась на целый выводок смышленых котят на втором школьном - там, по утрам, оказывается, то еще кошачье царство процветает. Да и взрослых котофеичей тоже хватает.
Только в Дарьином дворе штук 12 насчитала - включая неугомонных малышей.
Рыжие, пегие, черепаховые, полосатые, блондинистые, взрослые и крохи...
Около часа торчала на лавочке и наблюдала за их увлекательной жизнедеятельностью.
Почти не шевелилась даже, сливаясь плотью с унылыми серыми бетонками.
Со временем получила небольшой квот доверия в клане усатых и принялась осторожно фотографировать на старую мыльницу.
Среди трусоватой мелюзги выискался один заядлый бутуз – пушистый, дымчато-серый, с настоящим шилом под гордо реющим хвостом; эта мелочь добрых минут десять бычила на дородного черепахового толстяка, смешно ощерившись и выгнув худенькую спинку косматым колесиком…
Однако до кошкоприкладства дело все же не дошло: камышовый громила оказался на редкость благородным альфачом - одарил бутуза флегматичным взором округлых желтых глаз и свалил куда подальше от неуравновешенной и боевитой крохи...
Очень мудро.
Ведь далеко не каждый прямоходящий питекантроп так поступит в похожей ситуации.
читать дальше
Выстиранное, вымоченное аж до тусклого солнечного блеска.
Deadlife в черной утробе создают мне патологически прекрасное настроение.
Ушла в подполье, да. Но все никак не привыкну.
К тому, что на моем теле по ночам теперь спит одна теплая тушка, а не две.
К тому, что зовя кого-то поесть, второе имя упоминать уже не нужно.
Выкинула прочь старые лиловые плошки - раздражают они меня вплоть до зубовного скрежета.
Нынче Лизон у меня из аккуратной стеклянной мисочки кормится.
И сметанно-молочные радости мы теперь едим на пару. Разве что не из одного котелка...
Думаю, и лоток второй тоже убрать - хотя бы на время.
Пока в этом доме не появится новое лохматое чудо – бедовое и черное, как сажа.
И ванна теперь всегда чистая - оказывается, это Мэнса время от времени использовала ее как персональный, королевских размеров сортир…
А еще я гуляла сегодня - в хрупкой, предрассветной темнозори.
Проснулась около шести, кушать не хочется, а магазины едва ли работают в такую рань.
Наткнулась на целый выводок смышленых котят на втором школьном - там, по утрам, оказывается, то еще кошачье царство процветает. Да и взрослых котофеичей тоже хватает.
Только в Дарьином дворе штук 12 насчитала - включая неугомонных малышей.
Рыжие, пегие, черепаховые, полосатые, блондинистые, взрослые и крохи...
Около часа торчала на лавочке и наблюдала за их увлекательной жизнедеятельностью.
Почти не шевелилась даже, сливаясь плотью с унылыми серыми бетонками.
Со временем получила небольшой квот доверия в клане усатых и принялась осторожно фотографировать на старую мыльницу.
Среди трусоватой мелюзги выискался один заядлый бутуз – пушистый, дымчато-серый, с настоящим шилом под гордо реющим хвостом; эта мелочь добрых минут десять бычила на дородного черепахового толстяка, смешно ощерившись и выгнув худенькую спинку косматым колесиком…
Однако до кошкоприкладства дело все же не дошло: камышовый громила оказался на редкость благородным альфачом - одарил бутуза флегматичным взором округлых желтых глаз и свалил куда подальше от неуравновешенной и боевитой крохи...
Очень мудро.
Ведь далеко не каждый прямоходящий питекантроп так поступит в похожей ситуации.
читать дальше
пятница, 23 октября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Химический Мессия, он же ЛСД - это Иисус Христос, пришедший к нам в эпоху Кали - Юги.
А все, что ты знаешь или же знал ранее – всегда не-вер-но.
Christ Or Cocaine, как говорится.
Вот только теперь вместо частицы «или» вполне себе легитимно поставить и апостроф.
Или же лихо очерченную закорючку равенства.
Добро пожаловать в банк эмоциональных полуфабрикатов!...
Это как свобода Хаоса и дикая, первозданная красота Ужаса.
Красота окукленных глазниц Смерти и твоего собственного, гладко вычищенного нутра.
Трепетное, любовное подрагивание костяного тлена на онемевшей выемке горла.
Забродившая псевдоорганика и сверкающие нити дистанционного, во прах осыпающегося поцелуя.
Спектакль есть единственное содержание реальностей.
Расцветающий на черепной коробке безумным калейдоскопом жирных, мясисто-черных пятен.
Без ощущения Смерти невозможно познать смысл Бытия.
Хотя, безусловно, some of us are realy born to die.
Ведь мы ровно настолько духовны, насколько сексуальны.
И если я чувствую, что мне рвет кишки, значит, их положительно рвет.
А все, что ты знаешь или же знал ранее – всегда не-вер-но.
Christ Or Cocaine, как говорится.
Вот только теперь вместо частицы «или» вполне себе легитимно поставить и апостроф.
Или же лихо очерченную закорючку равенства.
Добро пожаловать в банк эмоциональных полуфабрикатов!...
Это как свобода Хаоса и дикая, первозданная красота Ужаса.
Красота окукленных глазниц Смерти и твоего собственного, гладко вычищенного нутра.
Трепетное, любовное подрагивание костяного тлена на онемевшей выемке горла.
Забродившая псевдоорганика и сверкающие нити дистанционного, во прах осыпающегося поцелуя.
Спектакль есть единственное содержание реальностей.
Расцветающий на черепной коробке безумным калейдоскопом жирных, мясисто-черных пятен.
Без ощущения Смерти невозможно познать смысл Бытия.
Хотя, безусловно, some of us are realy born to die.
Ведь мы ровно настолько духовны, насколько сексуальны.
И если я чувствую, что мне рвет кишки, значит, их положительно рвет.
воскресенье, 11 октября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Еду в никуда в обшарпанном, междугороднем автобусе.
На руках – черная льняная сумка; в ней Лизок томится.
Выпускаю серохвостицу, чтобы не задохнулась ненароком.
Прибываем небольшой группкой, в летний деревенский домик-усадебку.
В лучших традициях ужасов саспенса: никто ничего не знает, никто никого не знает.
Внезапно все в одночасье становятся вампирами… *_*
А еще здесь, в отдельной каморочке, обитает некий Дух Вампиризма.
Синий такой, каверзный туманчик. На Аутластового Вальридера похож.
Кажется, мы с этой зловредной дымкой неплохо так сдружились.
Оно даже попросило меня заманить всех прочих, внезапных кроволаверов в ловушку…
Попросту – увлечь любопытных новобранцев в Вальридерову гробницу и запечатать в ней же – скорее всего, пост-посмертно.
Так и поступаю, мне-то, собственно, нечего терять.
Во сне у меня совсем другая внешность; я - сплав кудрявой Кейт из «Лоста» и неземной израильтянки Мии Киршнер.
Выдерживаю театральную паузу, заманиваю вурдалаков в тесный каменный мешочек…
И дверь, за каким-то хреном – деревянную! – на засов поспешно запираю…
Эээх, Дух Вампиризма, мать вашу, липовый!
Ну и какой же средневековый гений - инженер замки-то такие хлипенькие ему поставил?!
В общем, трое упырят просочились силой – и давай по дому резвиться.
Гаденько так хихикая и недобрым словом поминая о запертых собратьях.
… А потом замок треснул окончательно и на волю выбрались все прочие погребенцы…
(Странно то, что куда больше они оказались озлобленны на троицу счастливчиков, а не на меня…)
Сквозь отслоившиеся заборные доски вижу, как крутая, родригесообразная телка в саду нещадно топчет девушку с волосами цвета апельсиновой корки.
В любом случае, пора делать ноженьки, пока обо мне тут благополучно позабыли – на неопределенное время…
Что ж, прозаично убегаю – благодаря вампирским навыкам, со скоростью хорошего, маневренного байка.
Бегу, почему-то отягченная двумя огромными баулами с непонятно-чем.
Чуть позже избавляюсь от них, запустив боулинговыми шарами прямо с горного склона.
В бегах ко мне присоединяется блондинка с аккуратным каре.
Говорит, что вдвоем от преследователей гораздо сподручнее спасаться.
И вот мы карабкаемся наверх, по каким-то громоздким базальтовым кручам…
Кругом – вылитый горный Кавказ, правда, с минимумом зеленеющей растительности.
С высоты проселочной дороги наблюдаем своих преследователей-вампиров.
Во главе с уже знакомой криминальной разбойницей.
читать дальше
На руках – черная льняная сумка; в ней Лизок томится.
Выпускаю серохвостицу, чтобы не задохнулась ненароком.
Прибываем небольшой группкой, в летний деревенский домик-усадебку.
В лучших традициях ужасов саспенса: никто ничего не знает, никто никого не знает.
Внезапно все в одночасье становятся вампирами… *_*
А еще здесь, в отдельной каморочке, обитает некий Дух Вампиризма.
Синий такой, каверзный туманчик. На Аутластового Вальридера похож.
Кажется, мы с этой зловредной дымкой неплохо так сдружились.
Оно даже попросило меня заманить всех прочих, внезапных кроволаверов в ловушку…
Попросту – увлечь любопытных новобранцев в Вальридерову гробницу и запечатать в ней же – скорее всего, пост-посмертно.
Так и поступаю, мне-то, собственно, нечего терять.
Во сне у меня совсем другая внешность; я - сплав кудрявой Кейт из «Лоста» и неземной израильтянки Мии Киршнер.
Выдерживаю театральную паузу, заманиваю вурдалаков в тесный каменный мешочек…
И дверь, за каким-то хреном – деревянную! – на засов поспешно запираю…
Эээх, Дух Вампиризма, мать вашу, липовый!
Ну и какой же средневековый гений - инженер замки-то такие хлипенькие ему поставил?!
В общем, трое упырят просочились силой – и давай по дому резвиться.
Гаденько так хихикая и недобрым словом поминая о запертых собратьях.
… А потом замок треснул окончательно и на волю выбрались все прочие погребенцы…
(Странно то, что куда больше они оказались озлобленны на троицу счастливчиков, а не на меня…)
Сквозь отслоившиеся заборные доски вижу, как крутая, родригесообразная телка в саду нещадно топчет девушку с волосами цвета апельсиновой корки.
В любом случае, пора делать ноженьки, пока обо мне тут благополучно позабыли – на неопределенное время…
Что ж, прозаично убегаю – благодаря вампирским навыкам, со скоростью хорошего, маневренного байка.
Бегу, почему-то отягченная двумя огромными баулами с непонятно-чем.
Чуть позже избавляюсь от них, запустив боулинговыми шарами прямо с горного склона.
В бегах ко мне присоединяется блондинка с аккуратным каре.
Говорит, что вдвоем от преследователей гораздо сподручнее спасаться.
И вот мы карабкаемся наверх, по каким-то громоздким базальтовым кручам…
Кругом – вылитый горный Кавказ, правда, с минимумом зеленеющей растительности.
С высоты проселочной дороги наблюдаем своих преследователей-вампиров.
Во главе с уже знакомой криминальной разбойницей.
читать дальше
четверг, 08 октября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Серпухов, аэропорт Дракино, реконструкторский фестиваль «Воиново поле».
Торговые ряды с аутентичными и не слишком товарами, ярмарка мастеров, мастер-классы по метанию топоров и стрельбе из лука, полевой концерт чудесных фолковых банд Тойфельстанц и Сколот.
Больше всего меня впечатлило ристалище с его масштабными битвами на мосту – стенка на стенку – и вперееед, теснить мечами-копьями докучего ворога в самую задницу мироздания! Сражения – эпичные, адреналиновые – аж под ложечкой засасывает, и за уши потом хрена лысого оттянешь…
Мдаа, это вам не унылый футбольный матч (а ведь я на самом деле люблю футбол!)), где 22 спортивных оторока скучно пинают один-единственный мячик!
«СВ3», «Вендские соколы», «Тринахеры» (или как-то так…), «Старшая Эдда» - отныне медово-сладкая музыка для ушей моих… Болела истово и восторженно за «монголоидных самураев» в роскошных, подбитых соболями шапках и сверкающих протосамурайских доспехах (ТриНАХЕРЫ! ^_^) и «СВ3» - у этих мастеров «меча и щита» вообще один-единственный оставшийся в живых копейщик как-то сумел завалить четырех (!!!) неприятелей!
Однако же пришлось уезжать – где-то за час до окончания бурного действа.
В Малоярославец с ночевкой на языческом капище, где мы обычно отмечаем Купалу под эгидой Велеслава.
Капище, словно угольный набросок на велюровой бумаге, густо залито иссиня-черной ночной прохладой. Увенчано стылыми, сырыми оплетками тумана, сакральным шепотом лиственных стражей и сверкающим, млечным сонмом лупоглазых звезд.
«А пули летят, эти пули – что люди…»
Возжигаем трескучий, ядерно-алый костерок, греемся, лениво тянем темное бархатное и вслушиваемся в бесперебойные калашовые очереди, которые звучат буквально в паре сотен метров от нашего ночного пристанища.
И кажутся такими ирреальными, словно неуклюжие физкульт-приветы из другого, постапокалиптичного мира.
читать дальше
Торговые ряды с аутентичными и не слишком товарами, ярмарка мастеров, мастер-классы по метанию топоров и стрельбе из лука, полевой концерт чудесных фолковых банд Тойфельстанц и Сколот.
Больше всего меня впечатлило ристалище с его масштабными битвами на мосту – стенка на стенку – и вперееед, теснить мечами-копьями докучего ворога в самую задницу мироздания! Сражения – эпичные, адреналиновые – аж под ложечкой засасывает, и за уши потом хрена лысого оттянешь…
Мдаа, это вам не унылый футбольный матч (а ведь я на самом деле люблю футбол!)), где 22 спортивных оторока скучно пинают один-единственный мячик!
«СВ3», «Вендские соколы», «Тринахеры» (или как-то так…), «Старшая Эдда» - отныне медово-сладкая музыка для ушей моих… Болела истово и восторженно за «монголоидных самураев» в роскошных, подбитых соболями шапках и сверкающих протосамурайских доспехах (ТриНАХЕРЫ! ^_^) и «СВ3» - у этих мастеров «меча и щита» вообще один-единственный оставшийся в живых копейщик как-то сумел завалить четырех (!!!) неприятелей!
Однако же пришлось уезжать – где-то за час до окончания бурного действа.
В Малоярославец с ночевкой на языческом капище, где мы обычно отмечаем Купалу под эгидой Велеслава.
Капище, словно угольный набросок на велюровой бумаге, густо залито иссиня-черной ночной прохладой. Увенчано стылыми, сырыми оплетками тумана, сакральным шепотом лиственных стражей и сверкающим, млечным сонмом лупоглазых звезд.
«А пули летят, эти пули – что люди…»
Возжигаем трескучий, ядерно-алый костерок, греемся, лениво тянем темное бархатное и вслушиваемся в бесперебойные калашовые очереди, которые звучат буквально в паре сотен метров от нашего ночного пристанища.
И кажутся такими ирреальными, словно неуклюжие физкульт-приветы из другого, постапокалиптичного мира.
читать дальше
вторник, 06 октября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Убить хомяка в себе.
Не бояться быть бесстрашной. Всегда и везде быть бесстрашной.
Жить бесстрашно. Без переживаний.
Стать богом - олимпийцем. Оборотнем.
Отвечать принципу «я еб*ла этот мир в принципе».
Не бояться. Ни в коем случае не бояться.
Жить так, будто бы мне в спину светит дуло автомата.
И пистолет прижат к виску.
И удавка с булыжником на шее.
И нога наполовину погружена в испанский сапожок…
Если ты не убоишься смерти, то как же можно испугаться самой жизни?
Живи так, словно тебе нечего терять.
Терять нечего.
Живи на все гребанные 200 %.
Выжимай из жизни все, вплоть до затхлой сукровицы.
К черту нерешительность, к черту сомнения. Будь сильной.
Перегни этот мир пополам, иначе он перегнет тебя.
Ты хочешь иметь жизнь, или чтобы эта жизнь имела тебя? То-то жа.
Я сильная. Я все смогу и даже больше.
«Раскачаем этот мир, или волки или мы,
Здесь для слабых места нет. Для слабых места нет…»
Пусть слабые жрут землю и задыхаются в зловонии собственных испражнений.
Такова ВО-ЛЯ.
Мой хребет из адаманта.
И плоть тверда, подобно алмазу.
Душа – застывшее вулканическое стекло.
Душа крепка, как вечная арктическая мерзлота.
Все будет так, как мы напишем.
Или нарисуем - не суть.
Меньше мыслей, больше - действия.
Ты умеешь, ты можешь. Я знаю.
И Она знает.
Просто чуть-чуть приспусти повода и дай Ей частичную власть над собою.
No More Fears. No More Tears.
Только сверхсущество – сильное, деспотичное, властное.
Которое стремиться к своей цели и твердо знает, чего оно желает.
Твердо – твердо – твердо.
Существо действия, а не утопической рефлексии.
А жалкая размазня пусть подыхает в кровосмесительной агонии этим утром.
Не бояться быть бесстрашной. Всегда и везде быть бесстрашной.
Жить бесстрашно. Без переживаний.
Стать богом - олимпийцем. Оборотнем.
Отвечать принципу «я еб*ла этот мир в принципе».
Не бояться. Ни в коем случае не бояться.
Жить так, будто бы мне в спину светит дуло автомата.
И пистолет прижат к виску.
И удавка с булыжником на шее.
И нога наполовину погружена в испанский сапожок…
Если ты не убоишься смерти, то как же можно испугаться самой жизни?
Живи так, словно тебе нечего терять.
Терять нечего.
Живи на все гребанные 200 %.
Выжимай из жизни все, вплоть до затхлой сукровицы.
К черту нерешительность, к черту сомнения. Будь сильной.
Перегни этот мир пополам, иначе он перегнет тебя.
Ты хочешь иметь жизнь, или чтобы эта жизнь имела тебя? То-то жа.
Я сильная. Я все смогу и даже больше.
«Раскачаем этот мир, или волки или мы,
Здесь для слабых места нет. Для слабых места нет…»
Пусть слабые жрут землю и задыхаются в зловонии собственных испражнений.
Такова ВО-ЛЯ.
Мой хребет из адаманта.
И плоть тверда, подобно алмазу.
Душа – застывшее вулканическое стекло.
Душа крепка, как вечная арктическая мерзлота.
Все будет так, как мы напишем.
Или нарисуем - не суть.
Меньше мыслей, больше - действия.
Ты умеешь, ты можешь. Я знаю.
И Она знает.
Просто чуть-чуть приспусти повода и дай Ей частичную власть над собою.
No More Fears. No More Tears.
Только сверхсущество – сильное, деспотичное, властное.
Которое стремиться к своей цели и твердо знает, чего оно желает.
Твердо – твердо – твердо.
Существо действия, а не утопической рефлексии.
А жалкая размазня пусть подыхает в кровосмесительной агонии этим утром.
четверг, 17 сентября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Упиваюсь безжизненной, депрессивной электроникой Grausame Tochter.
DSBM реально отдыхает и корчится в околоплодных, мозговыносящих конвульсиях.
Имя богини – Аранэа Пил.
Аранэа Пил прекрасна, словно нагероиненный, густо напомаженный труп.
Острая и тонкая, точно стилет c чернющими губами и глазами, похожими на огромных ядовитых арахнидов. За маслянистой пленкой выпуклого зрачка – всепожирающее инфернальное пламя. Гротескные изломы бесстыдно обнаженного тела чаруют и манят к себе, подобно космическому танцу свирепой и прекрасной Кали…
Совершенный архетип патологического безумия и суицидальных извращений.
Коронованная SM-Госпожа, блаженная поэтесса изысканного снаффа.
читать дальше
DSBM реально отдыхает и корчится в околоплодных, мозговыносящих конвульсиях.
Имя богини – Аранэа Пил.
Аранэа Пил прекрасна, словно нагероиненный, густо напомаженный труп.
Острая и тонкая, точно стилет c чернющими губами и глазами, похожими на огромных ядовитых арахнидов. За маслянистой пленкой выпуклого зрачка – всепожирающее инфернальное пламя. Гротескные изломы бесстыдно обнаженного тела чаруют и манят к себе, подобно космическому танцу свирепой и прекрасной Кали…
Совершенный архетип патологического безумия и суицидальных извращений.
Коронованная SM-Госпожа, блаженная поэтесса изысканного снаффа.
читать дальше
понедельник, 14 сентября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Нет больше Мэнсы.
И изодранного куска моего сердца тоже нет.
Все началось недели полторы назад.
Редкое сухое покашливание, апатия, тяжелое дыхание.
Ощущение такое, будто бы кошка пытается срыгнуть – но не может.
Поначалу думали – шерсть в желудке.
Или рыбья кость я горле. Лечили специальной кошачьей пастой.
А потом было два приступа – днем и ночью.
Мэнса заваливается на пол с глухим стуком - точно живой костяной мешок.
Падает подстреленной лошадью, впалые бока ходят ходуном.
Надрывное, сиплое дыхание перемежается жалобными, тонкими мявками боли.
Из последних сил пытается спрятаться, забиться в самый дальний и темный угол.
Вчера должна была подъехать ветеринарша – тетя Трупа.
Не подъехала. Ограничилась консультацией по телефону.
Резюмировала проблемы с сердцем. Посоветовала сделать ЭХО.
Рунический расклад накануне – Феху. Хагалаз. Наутиз.
Щедро изливаю кровь на ритуальный жертвенник, безотчетно понимая, что это не поможет.
Вердикт рун окончателен, неумолим, обжалованию не подлежит.
В Жулебино записалась на эхо сердца. Купила в «Четырех лапах» переноску.
Кошка не ест, не пьет и не ходит в туалет уже второй день.
Нет сил дожидаться смутного завтра с его чертовой сердечной энцефалографией.
Несу Мэнсу в ближайший ветеринарный пункт на Вугах.
Она слабо мечется в своем нейлоновом коробе, а буквально в двадцати метрах от ветпункта начинает страшно кричать.
Хрипло, протяжно, обреченно… Так не умеют даже люди.
Каждый всхлип ее - ножом разделочным прямо по грудине.
Царап-царап. Царап-царап.
НЕ.ВЫ.НО.СИ.МО.
На жестяном столе приемной началась агония.
«А она у вас точно живая?»
Первый вопрос, который задает мне добрая тетя-ветеринар.
Лапы Мэнсы подгибаются сухими стручками, и она ничком заваливается на бок.
Опять. Слюни-конвульсии-спазмы.
И боль. Страшная, коростой кожи ощутимая боль.
Я бы отдала все, чтобы пережить ее вместо Мэнсы.
Ведь она такая маленькая, хрупенькая, ни в чем не повинная.
А я – большая и сильная. Я – то выдержу любую.
Тетя слушает полуживую, поникшую кошку.
Отек легких – говорит она.
А сердце, наоборот, очень сильное – как у быка.
Именно из-за этого сердца Мэнса еще условно жива.
Говорит, что никогда нельзя консультироваться с врачом по телефону.
Говорит, что такие вот «медосмотры на расстоянии» - чистейший воды бред.
А потом был укол, обезболивающее.
И Мэнса начала потихоньку засыпать. Навсегда.
Глаза помутнели, стали похожи на туманное утро над озером.
Морда моя – слякотная, покоробленная.
Мокрая как у утопленника.
И все еще бьет дрожь – рубленными, длинными очередями.
Добрая тетя, глядя на меня, берет каких-то 150 рублей.
«Как за обычный осмотр» - мягко говорит она, аккуратно укладывая Мэнсу в пластиковый мешок.
«У вас ведь есть еще кошка… Так что переноска вам понадобится» - поясняет она свое действие, помещая Мэнсу в новенький черный короб.
Вернувшись домой, с полчаса бездумно сижу на диване.
Баюкаю на руках, глажу любимую кошку, целуя в махровый, темненький лобик.
Целую и плачу. Целую и плачу. Прошу прощения. Уже надрывно истерю.
И тельце – легкое-легкое… Спустя 5 часов окоченело, потяжелело.
Глаза закатились куда-то вбок.
Пасть открыта. Язык - словно кусок бледно-розового пластилина.
А мне все еще кажется, что у нее бьется сердце.
Слабо, чуть – чуть, но бьется.
Уже и не понимаешь - твой ли это пульс собственный, либо так пульсирует тельце мертвой кошки на руках.
На всякий случай прислонила зеркальце к ее мордочке – нет, не запотело.
А потом - корвалол успокоительное, обезболивающее.
Полчерепа раскалывается так, будто в нее забили раскаленные гвозди.
А Лизонька глупая. Лизонька не понимает.
Все лезет к мертвой Мэнсе шерстку вылизывать.
Заперла ее, глупую, в туалете, а сама все еще вою, как раненный зверь.
Около 10 вечера Никлаус пришел с работы.
К тому времени я уже обернула Мэнсу в красивое полотенце, положила в коробку из-под обуви.
Ник даже лунницу с бирюзой пожертвовал. Одели на шею.
Я по пути желтый полевой цветок сорвала.
В ночь ходили в Томилино.
Похоронили Мэнсиньку там, в парке, под елочкой.
Копали могилку около часа – по очереди, маленькой садовой лопаткой.
Грунт - кусачий, холодный, иссеченный тугими лабиринтами корневищ.
Зажгли черную свечу и кусок шарлотки рядом оставили.
читать дальше
И изодранного куска моего сердца тоже нет.
Все началось недели полторы назад.
Редкое сухое покашливание, апатия, тяжелое дыхание.
Ощущение такое, будто бы кошка пытается срыгнуть – но не может.
Поначалу думали – шерсть в желудке.
Или рыбья кость я горле. Лечили специальной кошачьей пастой.
А потом было два приступа – днем и ночью.
Мэнса заваливается на пол с глухим стуком - точно живой костяной мешок.
Падает подстреленной лошадью, впалые бока ходят ходуном.
Надрывное, сиплое дыхание перемежается жалобными, тонкими мявками боли.
Из последних сил пытается спрятаться, забиться в самый дальний и темный угол.
Вчера должна была подъехать ветеринарша – тетя Трупа.
Не подъехала. Ограничилась консультацией по телефону.
Резюмировала проблемы с сердцем. Посоветовала сделать ЭХО.
Рунический расклад накануне – Феху. Хагалаз. Наутиз.
Щедро изливаю кровь на ритуальный жертвенник, безотчетно понимая, что это не поможет.
Вердикт рун окончателен, неумолим, обжалованию не подлежит.
В Жулебино записалась на эхо сердца. Купила в «Четырех лапах» переноску.
Кошка не ест, не пьет и не ходит в туалет уже второй день.
Нет сил дожидаться смутного завтра с его чертовой сердечной энцефалографией.
Несу Мэнсу в ближайший ветеринарный пункт на Вугах.
Она слабо мечется в своем нейлоновом коробе, а буквально в двадцати метрах от ветпункта начинает страшно кричать.
Хрипло, протяжно, обреченно… Так не умеют даже люди.
Каждый всхлип ее - ножом разделочным прямо по грудине.
Царап-царап. Царап-царап.
НЕ.ВЫ.НО.СИ.МО.
На жестяном столе приемной началась агония.
«А она у вас точно живая?»
Первый вопрос, который задает мне добрая тетя-ветеринар.
Лапы Мэнсы подгибаются сухими стручками, и она ничком заваливается на бок.
Опять. Слюни-конвульсии-спазмы.
И боль. Страшная, коростой кожи ощутимая боль.
Я бы отдала все, чтобы пережить ее вместо Мэнсы.
Ведь она такая маленькая, хрупенькая, ни в чем не повинная.
А я – большая и сильная. Я – то выдержу любую.
Тетя слушает полуживую, поникшую кошку.
Отек легких – говорит она.
А сердце, наоборот, очень сильное – как у быка.
Именно из-за этого сердца Мэнса еще условно жива.
Говорит, что никогда нельзя консультироваться с врачом по телефону.
Говорит, что такие вот «медосмотры на расстоянии» - чистейший воды бред.
А потом был укол, обезболивающее.
И Мэнса начала потихоньку засыпать. Навсегда.
Глаза помутнели, стали похожи на туманное утро над озером.
Морда моя – слякотная, покоробленная.
Мокрая как у утопленника.
И все еще бьет дрожь – рубленными, длинными очередями.
Добрая тетя, глядя на меня, берет каких-то 150 рублей.
«Как за обычный осмотр» - мягко говорит она, аккуратно укладывая Мэнсу в пластиковый мешок.
«У вас ведь есть еще кошка… Так что переноска вам понадобится» - поясняет она свое действие, помещая Мэнсу в новенький черный короб.
Вернувшись домой, с полчаса бездумно сижу на диване.
Баюкаю на руках, глажу любимую кошку, целуя в махровый, темненький лобик.
Целую и плачу. Целую и плачу. Прошу прощения. Уже надрывно истерю.
И тельце – легкое-легкое… Спустя 5 часов окоченело, потяжелело.
Глаза закатились куда-то вбок.
Пасть открыта. Язык - словно кусок бледно-розового пластилина.
А мне все еще кажется, что у нее бьется сердце.
Слабо, чуть – чуть, но бьется.
Уже и не понимаешь - твой ли это пульс собственный, либо так пульсирует тельце мертвой кошки на руках.
На всякий случай прислонила зеркальце к ее мордочке – нет, не запотело.
А потом - корвалол успокоительное, обезболивающее.
Полчерепа раскалывается так, будто в нее забили раскаленные гвозди.
А Лизонька глупая. Лизонька не понимает.
Все лезет к мертвой Мэнсе шерстку вылизывать.
Заперла ее, глупую, в туалете, а сама все еще вою, как раненный зверь.
Около 10 вечера Никлаус пришел с работы.
К тому времени я уже обернула Мэнсу в красивое полотенце, положила в коробку из-под обуви.
Ник даже лунницу с бирюзой пожертвовал. Одели на шею.
Я по пути желтый полевой цветок сорвала.
В ночь ходили в Томилино.
Похоронили Мэнсиньку там, в парке, под елочкой.
Копали могилку около часа – по очереди, маленькой садовой лопаткой.
Грунт - кусачий, холодный, иссеченный тугими лабиринтами корневищ.
Зажгли черную свечу и кусок шарлотки рядом оставили.
читать дальше
суббота, 12 сентября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
День, похожий на Персефонову радугу.
Сегодня мы хотим автоматического письма и путешествия в астрал.
Мы хотим йоги, боли и силы, рьяно и пьяно.
Языками птиц вылизаны посевы, в барабанном бое притаилась чума, я растворяюсь, ты растворяешься, мир растворяется.
Простоволосая минорность залипших клавиш.
Я – как поэт - символист. И этой вспученной пытке не будет конца.
Глазки западают, глазки рассеиваются.
Ломтем жирного масла – прямо в пасть Горгоны Перегидрольной.
Красное и сталь, всегда острое и ощеренное.
Вспоминаешь ли ты обо мне на самом дне сырых и выхолощенных заброшек?...
Глаза твои омыты солью, а раны пока еще не заиндевели.
Твои лики оскалены и непристойно святы.
Сегодня мы хотим твоих глаз, зашитой ниткой нашей плоти и славный гранат, что в Персефоновом царстве силы дает.
Мы хотим твоих глаз, твоих рук и костей.
Мы хотим в медитацию выплыть и больше не вернуться.
Мы хотим – между землей и небом, ветром и сердцем.
Мы хотим в Три Мира одновременно.
Слюдянится и язвит на дне желудка осколок созерцательной тоски.
Но мы будем сражать его ярко – розовыми, заглоченными пуантами.
В мире символов цифра есть Бог.
В мире символов нет богов.
Спина корявая жужжит, трещит и тоже сглаживается.
Спина корявая – что мельничный зев.
Грязь на затерпленных венах, лицо сургучное с другого лица сползает.
Пластина с пластины очередной пластины.
Эм ай мэд, ор олл ви олл?
Сегодня мы хотим автоматического письма и путешествия в астрал.
Мы хотим йоги, боли и силы, рьяно и пьяно.
Языками птиц вылизаны посевы, в барабанном бое притаилась чума, я растворяюсь, ты растворяешься, мир растворяется.
Простоволосая минорность залипших клавиш.
Я – как поэт - символист. И этой вспученной пытке не будет конца.
Глазки западают, глазки рассеиваются.
Ломтем жирного масла – прямо в пасть Горгоны Перегидрольной.
Красное и сталь, всегда острое и ощеренное.
Вспоминаешь ли ты обо мне на самом дне сырых и выхолощенных заброшек?...
Глаза твои омыты солью, а раны пока еще не заиндевели.
Твои лики оскалены и непристойно святы.
Сегодня мы хотим твоих глаз, зашитой ниткой нашей плоти и славный гранат, что в Персефоновом царстве силы дает.
Мы хотим твоих глаз, твоих рук и костей.
Мы хотим в медитацию выплыть и больше не вернуться.
Мы хотим – между землей и небом, ветром и сердцем.
Мы хотим в Три Мира одновременно.
Слюдянится и язвит на дне желудка осколок созерцательной тоски.
Но мы будем сражать его ярко – розовыми, заглоченными пуантами.
В мире символов цифра есть Бог.
В мире символов нет богов.
Спина корявая жужжит, трещит и тоже сглаживается.
Спина корявая – что мельничный зев.
Грязь на затерпленных венах, лицо сургучное с другого лица сползает.
Пластина с пластины очередной пластины.
Эм ай мэд, ор олл ви олл?
пятница, 11 сентября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Долой старый, ветхий, дерьмом окоченевшим занесенный скарб!
В качель пудовую, бессмысленную древность, в качаль!
Качки же мы или нет, право слово!)
Так что, бай-бай, грузная дореволюционная стиральная машинка, почтенный светоч эры динозавров и застиранных, серых ползунков!
А ведь поначалу Никлаусу было страсть как неохота ее выносить.
И с категоричным маскулинным видом он внушал мне, что дальше третьего этажа тягать жестяной монолит я не выдержу – и сразу сдуюсь, что твой проколотый воздушный шарик.
Однако Масенок в ответ лишь загадочно ухмыльнулся и заявил, что может все!))
Конечно же тяжела оказалась, зараза, зато как весело катилась по асфальтовому полотнищу от моих чутких разгонов и вдохновенных пенделей!^__^
И это все – посреди мазутно-темного, «хоть-глаз-выколи» вечера, в сумбурном оранжевом дрожании электрических фонарей...
Кучами мусор выгребла с балкона, все тщательно вымела и запылесосила.
Банки с древней эмалью и высохшей краской, чей срок годности истек эдак в бородатом 2001ом – долой!
Туда же никчемные мотины полых проводов, мумифицированный клей и подгнивающие пластиковые банки!
Обнаружила, кстати и осиные гнезда - древние, ссохшиеся, бледно-серые и хрупкие как пергамент.
В количестве ровно четырех штук.
На соплях истлевших держались, к верхней полке пришкваренные...
В качель пудовую, бессмысленную древность, в качаль!
Качки же мы или нет, право слово!)
Так что, бай-бай, грузная дореволюционная стиральная машинка, почтенный светоч эры динозавров и застиранных, серых ползунков!
А ведь поначалу Никлаусу было страсть как неохота ее выносить.
И с категоричным маскулинным видом он внушал мне, что дальше третьего этажа тягать жестяной монолит я не выдержу – и сразу сдуюсь, что твой проколотый воздушный шарик.
Однако Масенок в ответ лишь загадочно ухмыльнулся и заявил, что может все!))
Конечно же тяжела оказалась, зараза, зато как весело катилась по асфальтовому полотнищу от моих чутких разгонов и вдохновенных пенделей!^__^
И это все – посреди мазутно-темного, «хоть-глаз-выколи» вечера, в сумбурном оранжевом дрожании электрических фонарей...
Кучами мусор выгребла с балкона, все тщательно вымела и запылесосила.
Банки с древней эмалью и высохшей краской, чей срок годности истек эдак в бородатом 2001ом – долой!
Туда же никчемные мотины полых проводов, мумифицированный клей и подгнивающие пластиковые банки!
Обнаружила, кстати и осиные гнезда - древние, ссохшиеся, бледно-серые и хрупкие как пергамент.
В количестве ровно четырех штук.
На соплях истлевших держались, к верхней полке пришкваренные...
четверг, 10 сентября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
И опять снилась какая-то невдолбенность.
Аккурат перед приездом Мяуса и юбилейного именинника-отчима.
Близкий друг Виктора, спортивный любитель велопрогулок.
Мы как раз гуляли окрест дивного, красновато-песчаного каньона, на дне которого медитативно урчала сапфирово-синяя вода; когда этот самый друг неуклюже чебурахнулся с велика аккурат в это самое кратерное озерцо.
Спикировал эффектной, пристрелянной ласточкой прямо на моих глазах.
Чебурахнулся - и не вылез обратно.
Само собой, наша осоловелая троица спешно двинула к озерцу, спортсмена неуклюжего спасать.
Масёнок, безусловно, первым по маковку окунулся в неизведанное…
И обнаружил части тела – в теплой, сияющей водице.
Торс друга, небрежно порванный надвое; ноги - отдельно, грудина - отдельно.
Вот только останки слишком уж какие-то осклизло-серые и подгнившие.
Набухшая плоть напоминает скомканную резину - липнет к рукам и крошится, словно скисшееся тесто.
Выуживаю из воды мягкие кисти в размочаленных венчиках белесой кожи – одну за другой, но никак не могу найти утопленную голову.
Виктор говорит, что это другой человек.
То-есть останки другого – не навернувшегося с велика ловкача, но тоже его друга.
Пропавшего без вести пару лет назад... *_*
В реале же – поездка в Марьинские пенаты, в гости к арахновладетелю Мефодию, пауканов его наблюдать да саранчой верещащей кормить (он же у нас культовый заводчик со стажем, как никак!)))
Каких только красавцев не наблюдали - и венесуэльцев, и бразильцев, и африканцев...
И все такие няшные, с грациозными мохнатыми лапочками, смертоносной челюстью и оловянно-выпуклыми, блескучими глазками!...
Черненькие, красновато-рыжие, древесного оттенка - некоторые величиною с солидный человечий кулак!
А с каким ленивым изяществом жертв своих обнимают и переваривают - любо-дорого глядеть!...
Даже степенный хозяйский котофеич Сигурд, дивно породистый и пушистый затмил своей неземной красою элегантных арахнидов лишь с минимальным отрывом!)))
читать дальше
Аккурат перед приездом Мяуса и юбилейного именинника-отчима.
Близкий друг Виктора, спортивный любитель велопрогулок.
Мы как раз гуляли окрест дивного, красновато-песчаного каньона, на дне которого медитативно урчала сапфирово-синяя вода; когда этот самый друг неуклюже чебурахнулся с велика аккурат в это самое кратерное озерцо.
Спикировал эффектной, пристрелянной ласточкой прямо на моих глазах.
Чебурахнулся - и не вылез обратно.
Само собой, наша осоловелая троица спешно двинула к озерцу, спортсмена неуклюжего спасать.
Масёнок, безусловно, первым по маковку окунулся в неизведанное…
И обнаружил части тела – в теплой, сияющей водице.
Торс друга, небрежно порванный надвое; ноги - отдельно, грудина - отдельно.
Вот только останки слишком уж какие-то осклизло-серые и подгнившие.
Набухшая плоть напоминает скомканную резину - липнет к рукам и крошится, словно скисшееся тесто.
Выуживаю из воды мягкие кисти в размочаленных венчиках белесой кожи – одну за другой, но никак не могу найти утопленную голову.
Виктор говорит, что это другой человек.
То-есть останки другого – не навернувшегося с велика ловкача, но тоже его друга.
Пропавшего без вести пару лет назад... *_*
В реале же – поездка в Марьинские пенаты, в гости к арахновладетелю Мефодию, пауканов его наблюдать да саранчой верещащей кормить (он же у нас культовый заводчик со стажем, как никак!)))
Каких только красавцев не наблюдали - и венесуэльцев, и бразильцев, и африканцев...
И все такие няшные, с грациозными мохнатыми лапочками, смертоносной челюстью и оловянно-выпуклыми, блескучими глазками!...
Черненькие, красновато-рыжие, древесного оттенка - некоторые величиною с солидный человечий кулак!
А с каким ленивым изяществом жертв своих обнимают и переваривают - любо-дорого глядеть!...
Даже степенный хозяйский котофеич Сигурд, дивно породистый и пушистый затмил своей неземной красою элегантных арахнидов лишь с минимальным отрывом!)))
читать дальше
среда, 09 сентября 2015
Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Парю над кроватью в мягких, волокнистых струях ветра.
В лучших традициях культового фильма «Экзорцист».
Покрывало клубится и взбивается, липнет к коже вымокшей от пота тканью.
По обе стороны оконного переплета буйствует штормовой ветер.
Продолжаю вертеться над диваном, точно маринованная свинина на шампуре.
Только медленно, вальяжно, с расстановкой.
Ураганные порывы приятно покалывают, остужают омертвелую кожу.
На хатке я, Гюнтер и Труп.
Собираемся все вместе спать на моей кровати.
Я говорю Гюнтеру: «Вообще – то у меня тут довольно дурная энергетика».
Но тот, ничтоже сумняшеся, отрубается практически сразу.
Просто грузное, бесчувственное тело, желтовато-серое, словно ломоть хлеба.
И трусы у него странные – похожие на испачканную, пузырящуюся наволочку.
Труп молчаливо подхватывает меня на руки и несет на балкон.
Просто поиметь в новой обстановочке.
Вот только я предчувствую что Труп - это вовсе не Труп.
Так, всего лишь дубликат, синтетическая оболочка, едва ли на половину заполненная кишками.
Он делает это размашисто, свирепо, методично.
Почти полностью лишив способности двигаться и шумно вдыхать.
А, наконец-то закончив, и вовсе перегибает меня через карниз…
А я боюсь. До аритмичного спазма в сердце.
читать дальше
В лучших традициях культового фильма «Экзорцист».
Покрывало клубится и взбивается, липнет к коже вымокшей от пота тканью.
По обе стороны оконного переплета буйствует штормовой ветер.
Продолжаю вертеться над диваном, точно маринованная свинина на шампуре.
Только медленно, вальяжно, с расстановкой.
Ураганные порывы приятно покалывают, остужают омертвелую кожу.
На хатке я, Гюнтер и Труп.
Собираемся все вместе спать на моей кровати.
Я говорю Гюнтеру: «Вообще – то у меня тут довольно дурная энергетика».
Но тот, ничтоже сумняшеся, отрубается практически сразу.
Просто грузное, бесчувственное тело, желтовато-серое, словно ломоть хлеба.
И трусы у него странные – похожие на испачканную, пузырящуюся наволочку.
Труп молчаливо подхватывает меня на руки и несет на балкон.
Просто поиметь в новой обстановочке.
Вот только я предчувствую что Труп - это вовсе не Труп.
Так, всего лишь дубликат, синтетическая оболочка, едва ли на половину заполненная кишками.
Он делает это размашисто, свирепо, методично.
Почти полностью лишив способности двигаться и шумно вдыхать.
А, наконец-то закончив, и вовсе перегибает меня через карниз…
А я боюсь. До аритмичного спазма в сердце.
читать дальше
