Я ничего не имею против бога, мне просто не нравится его фан-клуб. ~Quid me nutrit sed me destruit.~
Снился средневековый Париж эпохи соборов кафедральных, а затем - мрачная панорама обветшалого, викторианского дома с привидениями.
В каждой остроугольной комнате здесь - по несколько акриловых ванн, наполненных густой и темной жижей.
Я и угрюмая девочка-оборвыш достаем со дна ванн коматозные, парализованные тела исхудавших, изуродованных девушек – у кого-то ампутированы руки-ноги, у кого-то - искусно содрана кожа с омертвелого мяса лица, у кого-то вывалены наружу по - рыбьи прозрачные, комковатые внутренности.
Помогаем восстановить мученицам едва ли уловимое дыхание, укладываем затылками на кафельный бортик так, чтобы голова и часть грудной клетки сиротливым островком торчали над вонючей формалиновой топью.
Кормим их каким-то сладким, витаминным желе прямо с ложечки.
Внезапно моя хмурая помощница со всей дури ударяет одну из коматозниц по осклизлому, лохмотьями обвисшему бедру. Вместо полутрупной девушки вскрикиваю я – да как вообще можно поднимать руку на эту несчастную, которая и без того настрадалась похлеще всех библейских праведников?!! Неужели её, полувыпотрошенную, хотя бы чуточку не жалко?!..
- Не жалко, – отвечает двуличная мелочь, оглядывая меня недобрым, грифельно-серым глазом, - мне плевать на их страдания с парижской колокольни. Я здесь чисто как экспериментатор. И я собираюсь познать подлинный порог боли этих замаринованных, никому не нужных тел…
В каждой остроугольной комнате здесь - по несколько акриловых ванн, наполненных густой и темной жижей.
Я и угрюмая девочка-оборвыш достаем со дна ванн коматозные, парализованные тела исхудавших, изуродованных девушек – у кого-то ампутированы руки-ноги, у кого-то - искусно содрана кожа с омертвелого мяса лица, у кого-то вывалены наружу по - рыбьи прозрачные, комковатые внутренности.
Помогаем восстановить мученицам едва ли уловимое дыхание, укладываем затылками на кафельный бортик так, чтобы голова и часть грудной клетки сиротливым островком торчали над вонючей формалиновой топью.
Кормим их каким-то сладким, витаминным желе прямо с ложечки.
Внезапно моя хмурая помощница со всей дури ударяет одну из коматозниц по осклизлому, лохмотьями обвисшему бедру. Вместо полутрупной девушки вскрикиваю я – да как вообще можно поднимать руку на эту несчастную, которая и без того настрадалась похлеще всех библейских праведников?!! Неужели её, полувыпотрошенную, хотя бы чуточку не жалко?!..
- Не жалко, – отвечает двуличная мелочь, оглядывая меня недобрым, грифельно-серым глазом, - мне плевать на их страдания с парижской колокольни. Я здесь чисто как экспериментатор. И я собираюсь познать подлинный порог боли этих замаринованных, никому не нужных тел…
