Стягивая комковатую слизь перчаток с рук, дородный доктор говорит, что операция прошла успешно.
На прозрачном хирургическом стеклышке сумрачно поблескивают удаленные кошачьи органы.
Яичники Лизы похожи на млечные, водянистые полумесяцы – мясо розовое, волокнистое.
Наросты кисты едва ли различимы – так, небольшие пузырчатые уплотнения во влажном студне белково-жирной плоти.
Крохотная грибковая плесень, истаявшая и бледная.
Медсестра – добродушная, кареглазая фея-крестная говорит, что как только наркоз отойдет, кошка начнет вести себя неадекватно; возможны дикошарые галлюцинации и тотальный срыв самоконтроля.
Как никак почтенный возраст, устоявшийся характер, чертова опухоль…

Вот только в реале это ни на йоту не похоже на стерилизацию домашней любимицы.
Скорее на изуверский, беспощадный кровохоррор с элементами латентного гуро…
Лиза хрипит и воет целым сонмом лютых дьяволов в одержимой кошачьей плоти, пытается содрать с себя защитную хлопковую попонку. Уже отчетливо виден сбритый островок шерсти, грубый хирургический шов и пепельно-серая кожа, присыпленная щедрым налетом серебрянки…
Битый час на пару с матерью пытаемся удержать мосластые, длинные лапки.
Боимся, как бы она не разодрала себе перешитое брюшко в отчаянном пароксизме безумия. В ход идут даже тугие резинки для волос, которые бесноватая хвостатая фурия свирепо стряхивает с себя, будто легендарный Атлант – налипшую вискозную паутину.
Лиза жалит как гремучая гюрза в поединке не на жизнь, а на смерть, выкусывая родные, любящие руки едва ли не до кости…
Весь лакированный пол расцвечен кошачьими экскрементами и уриной, бледно-розовыми, пенными лужами перекиси водорода, сугробами окровавленной ваты, бессчетными кровоподтеками и кровоотпечатками.
Мягкая и пористая диванная обивка сменила свой солнечный, апельсиновый цвет на насыщенный оттенок переспелого граната – прямо-таки идеальный реквизит для фильма ужасов, да уж…
С меня крови натекло как в культовой пальмовской «Кэрри».
Все еще струится с исполосованной мякины ладоней забродившим клюквенным соком.
Распухшие кисти напоминают закопченную кровяную колбасу.
Распухшие кисти откровенно изуродованы в заскорузлые, влажные лохмотушки.
И выглядят так, будто бы я голыми руками вскрывала еще теплое тело на медфаке.
Левое ушко Лизы теперь напоминает темный лепесток засушенной фиалки – спасибо развороченному запястью..
Все еще хрипит и воет утробно, даже спустя гребанных 10 часов.
Пытается найти себе укромное и темное местечко, едва ли ползая на полусогнутых, дрожащих лапках, отказывается от воды…
Горчащий ком непереваренной желчи подступает к моему горлу каждый раз, как я окидываю взглядом перешитый, раззявленный бок – перетянутый алый ротик, из которого, подобно черным, прогорклым пружинам, торчит крестовина шелковых ниток…