~Пару слов прежде чем мы начнем.
Смех и крик звучат очень похоже.~


Собственно роспись. В ЗАГСе на Вешняковской - хер-его-помнит-какой-адрес.
Латентная линия обороны – черное декадентское платье, латунные птичьи черепа и языческие обереги.
Маски выбелены, вышколены, синхронизированы просто идеально.
Только нитка пульса под слоем крашенного гипса бьется чуточку иначе.
И что-то атропиново-черное пухнет, масличными плодами наливается под сердцем.
Вспороть внешность – поласкать кишки – серпантином кожи расползтись.
Разбиться вдребезги – куклой искусной на тысячи тысяч черепков из глины.
Заклятые гжельские родственнички тоже здесь.
Слюнявят фальшивыми поцелуями щеки, криво улыбаются в побелке вываренными гоблинами.
Щербато-натянутые оскалы, слегка отретушированные гвоздодером.
От родственничковых щек вполне себе можно прикуривать.
Едва ли пар из ушей коллективно не пускают от обуреваемой ярости-зависти.
Хотя меня, пожалуй, они ненавидят даже больше моей ныне замужней матери.
Иголки нередкие сыплются – неуклюжие, деревенские, примитивные.
Держим оборону, прохладно улыбаемся и пьем как можно меньше шампанского.
Грубо пинаете, родненькие. Ну слишком уж грубо.
А что поделать, гжельским до аристократической утонченности – как до Китая пешим ходом.
Играю – словами, интонациями, полуулыбками.
Но от разросшейся, выжирающей бездны внутри хочется выть.
В нашем случае кровь даже не водица – скорее, затхлая вонючая жижа из канализационного люка.
Не меньше, но и не больше.

>