Люди всего лишь говядина. Более или менее свежая.
В конце концов, каждый сам выбирает себе дорогу на мясокомбинат.
Честно признаюсь, античные «Метаморфозы» Овидия идут у меня крайне нелегко.
Громоздкие словесные конструкции, не имеющие ни рифмы, ни привычного ритма, внезапные и ничем не разграниченные переходы от одной сентиментальной истории к другой... К тому же мне никак не удается отделаться от ощущения "вторичности" его материала, ведь все описываемые Овидием "свершения" есть ни что иное, как ранее известные греческие мифы, просто-напросто адаптированные велеречивым римским литератором для своих славных соотечественников.
Но все же одна отрывочная история оставила-таки свой яркий след на моей и без того исполосованной психике.
Она повествует о двух прекрасных сестрах Прокне и Филомеле – беспощадных мстительницах, после свершения греха своего обращенных высшими богами в некую помесь ночных стриг с демоническими фуриями.
читать дальшеСластолюбивый властитель Терей берет себе в жену одну из них – кроткую и прекрасную Прокну, но вместе с тем питает необузданную похоть к сестре ее, Филомеле; однажды он заводит девственницу в потайной закуток и жестоко овладевает ею. Обливаясь кровью и горючими слезами, несчастная клянется, что расскажет о гнусном злодеянии своей сестре и царственному отцу. На что испугавшийся изувер вытаскивает из вызолоченных ножен меч и… отрезает обмершей от страха жертве трепещущий, влажный язык.
А после – заключает горемычную темницу, сообщив супруге о том, что любимая сестра ее скоропостижно скончалась…
Но исступленный язык, напрасно отца призывавший
Тщившийся что-то сказать, насильник, стиснув щипцами
Зверски отрезал мечом. Языка лишь остаток трепещет
Сам же он черной земле продолжает шептать свои песни
Как извивается хвост у змеи перерубленной – бьется
И умирая, следов госпожи своей ищет напрасно…
Однако даже находясь в заключении, оскверненная Филомела находит способ поведать Прокне о свершившемся – денно и нощно она ткет белоснежное полотно, вплетая в него багровые нити рассказа о горькой участи своей на языке, ведомом только ей и единокровной сестре.
А далее следует абсолютно фееричная сцена детоубийства...
Воссоединившись наконец, змеевласые сестры стремительно воплощают в жизнь свой изощренный план мести. Мать, лишь единожды дрогнув, с каменным сердцем рассекает розовое, пухленькое тельце сына родного и приносит запеченную плоть в дар проклятому мучителю.
В доме высоком найдя отдаленное место – меж тем как
Ручки протягивал он, и уже свою гибель предвидя, -
«»Мама! Мама!» - кричал и хватал материнскую шею
Прокла ударом меча поразила младенца под ребра,
Не отвратив и лица. Для него хоть достаточно было
Раны одной – Филомела мечом ему горло вспорола
Члены, живые, еще, где души сохранилась толика,
Режут они. Вот часть в котлах закипает, другая
На вертелах уж шипит: и в сгустках крови покои…
Так что нутро греховного отца стало могилой сына родного. Тщетно пытался Терей исторгнуть из желудка ужасную снедь – разъяренная Прокна швыряет ему в лицо отсеченную голову сына… После чего преступные сестры (недаром же сам цикл носит название «Метаморфозы») обращаются в некое подобие гарпий, ну а злополучный насильник – в удода, одинокую птицу, которая, по словам самого Овидия, выглядит «вооруженной»…